Лада Ефимова: про пиар фонда «Антон тут рядом», коммуникацию бизнеса с НКО и человекоориентированность

Не хочется уменьшать заслуг коллег, которые с самого открытия занимались коммуникациями в фонде. Например, многие форматы в 2013 году придумывала сама Любовь Аркус, режиссёр и учредитель фонда, а визуальный стиль — Арина Журавлёва, главный художник фонда.

Наша история началась с внушительных охватов — фильм «Антон тут рядом» * показали в прайм-тайме на Первом канале. Но если в начале пути коммуникации были скорее хаотичными и менее предсказуемыми, то сегодня мы уже больше понимаем и про собственный бренд, и про нашу аудиторию.

Раньше за разные большие направления мог отвечать один человек, а за некоторые — никто, что абсолютно нормально для начинающей НКО. Сегодня у нас есть уже своя небольшая команда коммуникаций.

В Петербурге у нас всегда было много благотворительных и творческих проектов и коллабораций. Но в 2020 году фонд всё больше стали узнавать в разных городах. Кажется, к тому моменту наша команда уже набралась опыта в проектах — и это сыграло важную роль.

* Фильм «Антон тут рядом» сняла режиссёрка Любовь Аркус. Это документальная картина про парня с аутизмом Антона Харитонова. Создание фильма побудило Любовь организовать одноимённый фонд.

Мне кажется, стартом стал наш большой проект с IKEA. Мы готовились к нему несколько лет. Это была масштабная коллаборация, связанная с развитием рабочих мест для людей с аутизмом в Санкт-Петербурге. В инклюзивных мастерских фонда отшивали текстильную коллекцию, которая затем продавалась в магазинах IKEA.

Сотрудничество с IKEA — сигнал и для других компаний. Думаю, тогда нас заметили и узнали как благотворительный фонд, с которым можно развивать партнёрские программы.

Такого масштаба — да. Это был 2020 год! Тогда мы сами немного погрузились в работу компании, чей продукт, процессы и ценности вдохновляют тысячи команд по всему миру. Наблюдали за более опытными менеджерами, замечали, на что коллеги из бизнеса обращают внимание в проектах.

Помню, тогда руководитель их направления коммуникаций прислал мне медиаотчет — и так я впервые узнала, что это такое. Сегодня мы готовим медиаотчеты сами и запрашиваем их у партнёров уже без удивления.

2020 год радикально изменил многие наши процессы, в том числе в коммуникациях: пересобралась команда, появились новые большие направления работы. Во время пандемии, думаю, из-за нашей компактности и сплочённости, мы оперативно выпустили много важных проектов: готовили обеды для врачей, шили маски для продажи, организовывали онлайн-группы для студентов фонда, помогали другим НКО и жителям интернатов переехать в нашу квартиру сопровождаемого проживания.

Нам повезло в плане визуальных коммуникаций и дизайна. У фонда есть 11 арт-мастерских, где учатся и работают люди с аутизмом и мастера без особенностей развития. Это поток креативных форматов и визуальных экспериментов: иллюстраций, графики, цветов и персонажей. Будто небольшой фонд в фонде, который состоит из кривых (и поэтому красивых) кружек, котов средних лет и подсвечников с именами вроде Иннокентий Васильевич.

Среди студентов фонда уже много именитых и узнаваемых авторов: Сергей Тиснек, Денис Сироткин, Руслан Сосиев, Анастасия Ермолаева, Мария Латынина, Глеб Торгачкин и многие другие. Поэтому PR-команда не отчаивается на совещаниях в поисках идей.

В нашей работе важно не только придумывать новое, но и быть внимательными к тому, что уже есть внутри: к людям и талантам, ситуациям, в которых мы становимся друг другу интересными. Наша задача — привлекать к жизни фонда новых зрителей и единомышленников, делать язык и практики инклюзии более понятными для каждого.

Существовал ли этот стиль до меня? Да, конечно. Творческие проекты фонд начал реализовывать ещё в первый год своей работы: продукция мастерских, открытки и значки, цитаты аутичных авторов — всё это стало базой для наших будущих больших проектов. Уже позже мы с командой, нашим невероятным дизайнером Катей Чураковой и талантливым фотографом Светой Троицкой, собрали новые принципы работы с контентом и пересобрали брендбук.

Из любимого, что мы успели вместе реализовать: айдентика социальных сетей, «антонтутрядочный» календарь, минималистичные валентинки, брендинг нескольких музыкальных фестивалей, маркетов, социальная реклама в городе и продуктовые коллаборации, например коллекция со «Страдающим Средневековьем», пиво с AF Brew, упаковочная бумага O Paper Paper и другие наши проекты.

Постепенно наш язык и креативная хаотичность стали обрастать инструментами и превращаться в систему коммуникаций. Это и фирменный стиль фонда, и tone of voice, который мы закрепили редакционной политикой. На это потребовалось несколько лет: вместе с командой мы искали возможности, которые помогли бы фонду стать интереснее для аудитории, но не утратить аутентичности и хард-коров.

В нашей редакционной политике прописаны форматы, с которыми мы не работаем. Например, мы не рекламируем медицинские организации, потому что понимаем свою ответственность перед читателями и благополучателями фонда. Как фонд, который занимается обучением врачей-психиатров, мы решили, что не можем быть аффилированы с какой-то отдельной клиникой даже в просветительских форматах. Такие предложения поступают достаточно часто, но мы стараемся объяснять коллегам, в чём причины отказа.

Часто основная причина — техническая. У нас небольшая команда менеджеров и директоров, которые ведут внешние проекты. Запросов много, а наши возможности ограничены.

Иногда мы с брендом можем не сойтись в задачах и видении результатов, иногда — в ценностях. Иногда наш ответ будет зависеть от времени года. Например, летом мы делаем большой музыкальный фестиваль «Антон тут рядом» и берём паузу во внешних коллаборациях. В феврале делаем проект с валентинками.

У меня много любимых, но проект с валентинками — акцию «Прикоснуться словами» — хочется выделить отдельно. Он самый масштабный, хотя ещё и достаточно юный: в 2025 году мы проводим его в четвёртый раз.

У него простая идея: вместе с аутичными авторами мы создаём валентинки, которые затем можно купить на площадках партнёров, а средства идут на работу фонда. Но в этой простоте и минималистичных решениях много красоты, экспериментов и приятной неочевидности.

Команда фонда, наши партнёры, авторы открыток, мастерские, где изготавливается коллекция, дизайн, спецпроекты — акция собирает вокруг себя людей и бренды, и каждый год выходит новое сердцевиночное приключение. Мы продумывали процессы вместе с Машей Потяркиной, операционным директором фонда, и теперь они растут и развиваются с новыми менеджерами. Моё отдельное восхищение — командам реализации и логистики.

Из весёлого — помимо списка любимых названий юридических лиц, в этом году мы начали собирать слова недели. Пока лидируют «валенки», «таблица» и «жук».

Ещё очень люблю наш проект со «Страдающим Средневековьем». Всё началось с образовательной коллаборации: я написала Юре Сапрыкину, одному из создателей проекта, в социальных сетях. Мы не были знакомы, но уже через полгода выпустили вместе большой и классный курс про аутизм.

Сейчас у проекта больше 200 000 просмотров, и с тех пор мы успели придумать ещё несколько инклюзивных коллекций мерча и даже две ветки. Ветки ручной работы из того самого мема про зарплату. Одну ветку мастера и студенты фонда изготовили в столярке, другую — в мастерской керамики.

Обожаю! Его придумали 10 лет назад Любовь Аркус, создательница фонда, и Олеся Ганкевич, наша подруга и попечитель. Мой первый фестиваль был в 2017 году: тогда моей задачей было помочь доехать до него студентке фонда Маше. В 2022 году вместе с Леной Фильберт, нашим директором, мы решили его воссоздать после пандемии и пересобрать вместе с партнёрами — агентством Doing Great Agency.

Если ещё вспоминать коллаборации, то, конечно, это наш проект с Befree: мы выпустили коллекцию одежды с иллюстрациями авторов с аутизмом, которая продавалась во всех магазинах России. Ещё любимая коллекция мебели и самый настоящий диван с брендом divan.ru. Ещё однажды мастерская керамики создала керамические носки для бренда St. Friday Socks, которые разлетелись по медиа. Этот список можно продолжать долго.

Мне самой интереснее всего создавать многослойные проекты, в которых сочетаются и наши просветительские задачи (например, разговор об аутизме и инклюзии), и фандрайзинговые (привлечение средств на работу проектов помощи детям и взрослым с РАС), и креативные (разрушение послушнизмов и неиспытуемые чувства).

Конечно, было много неудачных идей. Например, когда нам исполнилось семь лет в 2020 году, мы решили, что откроем сбор на 20 000 регулярных подписок. Это план, который часто фондам невозможно выполнить за 10 лет! Ну вот так мы придумали: были неопытными и ещё не умели работать с данными.

Конкретно про эту ситуацию мы знаем мало, поэтому её сложно анализировать. Непонятно, это было связано с критикой или, возможно, подростки просто бегали по улице и кидали яйца?

Врагов, надеюсь, нет, но, конечно, не все согласны с нашими проектами и ценностями — это нормально. Мне кажется, из противоречий и обсуждений складывается конструктивная социальная работа. Пусть уровень недоверия к благотворительным фондам остаётся высоким и мы часто сталкиваемся со стереотипами вроде «фонды отмывают деньги», «в фондах должны быть только волонтёры», «зачем нужны фонды, если есть государство», но мы чувствуем, что с каждым годом поддержка инклюзивных сервисов растёт.

Любая организация может столкнуться с критикой: сам факт того, что мы благотворительный фонд, не делает из нас институцию, которая принимает исключительно верные решения. Мы обращаем внимание на критику и стараемся учитывать её в работе.

В ноябре 2024 года мы запустили опрос для нашей аудитории, где спрашивали, что людям кажется не совсем верным в нашей работе или что они хотели бы изменить. Кто-то высказывал опасение из-за контента и дизайна, кто-то говорил о программах помощи и очередях на проекты. Конечно, принимать критику бывает трудно. Я знаю об этом, потому что не раз сталкивалась с агрессией, общаясь со страницы фонда в социальных сетях с читателями. Мы стараемся с коллегами проживать её вместе: обсуждать и делиться. Пока в обществе остаётся много мифов о психических расстройствах и особенностях развития, будет много и споров.

Например, когда Любовь Аркус открывала фонд «Антон тут рядом», врачи критиковали проект и говорили о том, что людей с РАС нужно лечить лекарствами, а не находить для них возможности для развития в обществе.

Однажды наш администратор запросил возврат средств за курьерскую доставку, потому что документы приехали повреждёнными. Это обычная практика, но оказалось, что курьер был аутичным, поэтому его сильно задела наша жалоба и общение с фондом. Мы не знали деталей ситуации и диагноза человека, но узнали скоро из социальных сетей и СМИ.

Всё закончилось хорошо — мы познакомились с курьером и пригласили в гости, дали развёрнутые комментарии и обсудили кейс с командой. Но случай был сложным и показал, как трудно иногда соблюдать инклюзивные практики даже фонду, который специализируется на этой теме.

Конечно! Вокруг нас есть вайб некой «петербургскости», и мы продолжаем активно сотрудничать с разными локальными брендами в городе: кофейнями, барами, музеями.

Бывает, что компания планирует большой проект, в который должно вовлечься несколько сотрудников фонда. Для нас это всегда операционная нагрузка, и если мы включаемся в коллаборацию, то ожидаем, что проект закроет эти расходы и поможет собрать необходимую сумму для работы благотворительных программ.

Например, приходит кофейня и предлагает запустить совместные стаканчики с рисунками студентов фонда. Мы понимаем, что, для того чтобы фонду сейчас включиться в этот проект, нужно участие двух менеджеров, двух тьюторов, одного мастера и десяти студентов фонда, то есть большого количества людей, которым фонд платит зарплаты. В таком случае мы ждём, что проект закроет траты фонда на эти расходы и сможет помочь нам собрать средства на работу программ помощи детям и взрослым с РАС. Обычно перед началом коллаборации мы уточняем у компании, какой результат сбора они планируют. Это помогает понять масштаб события и обговорить все кризисные вопросы.

Первое: бренду важно познакомиться с проектами фонда и сформулировать запрос к нам. Если мы получаем письмо с неизвестного адреса с запросом «А давайте что-то придумаем», то не всегда можем потратить время команды, чтобы глубоко погрузиться в историю проекта и начать решать задачи чужого бизнеса.

Второе: найти мэтч и понять, чем мы можем быть друг другу полезны! Есть разные варианты фандрайзинговых проектов, эйчар-программ, инклюзивных и просветительских форматов. Например, мы много обучаем команды практикам инклюзии и делимся знаниями об аутизме. Одно из самых популярных направлений — это заказ продукции из инклюзивных мастерских фонда.

Сейчас нас четверо, и мы ищем эсэмэм-специалиста. Пиар-отдел — это такой многофункциональный организм: мы никогда не занимались исключительно пиар-проектами и акциями. Большой блок задач — просветительские форматы, работа с аутичными авторами и создание контента про аутизм и инклюзию — от лонгридов про тесты самодиагностики до reels-манифестов в социальных сетях.

Это сложная и хаотичная конструкция, но это полезная хаотичность: так пиар-команда остаётся глубоко интегрированной в программные направления. Например, наш фотограф не только готовит имиджевые съёмки, но и фотографирует родителей в летних лагерях, чтобы они могли вспоминать с теплом своё лето. Дизайнер устраивает мастер-классы со студентами фонда и верстает методические пособия по РАС. Редактор работает с гайдлайнами для консультационной службы. Эсэмэм-специалист может погрузиться в работу оркестра и играть на скрипке.

У нас редко появляются вакансии, потому что ресурсы по найму у фонда ограничены. Но если вспоминать хайлайты найма, то ключевая неочевидная ценность — это человекоориентированность.

В контенте и процессах мы держим фокус на людях, которым помогаем, и на людях, которые помогают. Такое целеполагание может подойти не всем, и это нормально. Ну и понятно, что в благотворительные фонды редко приходят люди, чтобы зарабатывать деньги.

Думаю, важное — быть готовыми к командной работе. Процессы в фонде связаны между собой и во многом пересекаются с разными отделами: это большой поток общения и коммуникаций с самыми разными людьми, в том числе с аутичными взрослыми и их близкими. Из-за этого возникают дополнительные этапы в работе с контентом, обсуждения и согласования.

Зарплаты в фонде обычно ниже, чем в среднем на рынке, поэтому опыт и часть рабочих навыков часто человек приобретает уже у нас.

Мне ещё не приходилось увольнять кого-то из команды директивно. Так, чтобы человек уходил сам, потому что чувствовал, что готов двигаться дальше или не находит своё место и задачи, — конечно, было.

Когда мы точно бы задумались над увольнением? Думаю, в ситуациях, связанных с дополнительными рисками для семей и благополучателей фонда: недружелюбное отношение или пренебрежение безопасностью и мнением семьи.

Сейчас фонд делает упор на образовательные проекты в разных регионах России. Первое время мы больше работали в адресных форматах, когда, например, люди с аутизмом приходят на наши площадки и тьюторы и мастера комплексно работают с каждым отдельным человеком. Конечно, мы продолжаем эти программы, но запрос на помощь намного больше, чем наши возможности в Санкт-Петербурге.

Поэтому сейчас мы развиваем бесплатные образовательные курсы и программы для родителей, много работаем с врачами, чтобы они могли оказывать качественную поддержку своим пациентам с ментальными особенностями в разных городах. Это направление ведут Лена Фильберт, директор фонда, и Женя Петельчук, директор по развитию. Они собрали вау-образовательную команду вместе с экспертами и лекторами разных профилей. Пиар-команда подключается для создания айдентики, подготовки коммуникаций и поиска студентов.

Один раз мы перестарались с промо и родители из разных городов уронили нам сайт.

Сейчас у пиар-команды уже на год расписаны события и планы. Но пока это не мешает размышлять о будущем и выдумывать что-то новое: мы обсуждаем развитие просветительских форматов, бренд-медиа и направлений работы с аутичными художниками. Сохраним фокус на развитии офлайн-событий в Петербурге и Москве, но надеюсь, сможем и больше работать в других регионах.

Это нормально, что в благотворительности и в бизнес-проектах и корпорациях различаются зарплаты. Сфера НКО в России не так давно начала зарождаться — это одна из причин. Вторая, более значительная — фонды инвестируют средства, которые они собирают и зарабатывают, в решение той социальной проблемы, с которой они работают. Благосостояние команды и учредителей, конечно, никогда не должно становиться основной причиной работы благотворительной организации или даже стоять на втором или третьем месте.

Но классные условия работы в фонде — это возможность сохранять профессиональную команду и держать качество оказания услуг для семей на высоком уровне. Сейчас в медиа становится всё больше разговоров о том, что сотрудники благотворительных организаций — профессионалы своего дела, которые заслуживают соразмерной их опыту и труду оплаты. Думаю, этот тренд только продолжит развиваться.

Я не работала в пиар-командах бизнеса, но думаю, что внушительным отличием является доступ к бюджетам: в благотворительных фондах часто нет сформировавшихся команд маркетинга или пиара и большая часть рекламных форматов реализуется бесплатно и достаточно хаотично.

Пиар-инструменты сами по себе похожи: у нас больше сходств, чем различий. Как и в бизнесе, команды благотворительных фондов заинтересованы в укреплении бренда, росте доверия и привлечении новых ресурсов. У нас, например, в пиар-команде есть амбициозная задача — рассказать об аутизме каждому жителю Петербурга и дать доступ к помогающей информации семьям со всей России. И для этого мы много работаем и в диджитал-форматах, и с офлайн-событиями в городе. Коллаборации и ивенты, работа со СМИ и инфлюенсерами, перформанс-маркетинг — наши основные инструменты.

Думаю, различий в форматах нет. Но возможно, в акцентах. Мы всегда фокусируемся на людях и историях. Технологии, сервисы, продукты имеют большое значение, но не могут оказаться на первом месте. Кажется, это отличает нас от многих компаний.

Но вообще, многим форматам коммуникаций НКО продолжают учиться у бизнеса. Часто в коллаборациях компании берут задачи по промо на себя и этим помогают фонду привлекать внимание к нашей работе. А однажды мы брали консультацию у эсэмэм-команды Befree, и это помогло нам в работе над собственным контент-планом и планированием контента.

И так и так! Мне кажется, сейчас наши коллаборации и проекты делятся 50 на 50 по входящим и исходящим запросам.

Это сильно зависит от сферы и от страны. В фондах России порой сложно понять, где пиар начинается и где он заканчивается. Даже сегодняшний разговор с тобой — это не только разговор про пиар, это во многом разговор и про фандрайзинг, и про программную деятельность и социальные сервисы, и про маркетинг, и про операционные решения.

Я думаю, что у фондов в других странах сами задачи могут отличаться, а значит, будут отличаться и инструменты пиара. Например, если у организации не так ярко стоит вопрос привлечения средств и выживания, она может больше ресурсов инвестировать в имиджевые и просветительские проекты.

Важный дисклеймер: находить средства на работу благотворительных проектов в России — сложно. Несколько раз мы были близки к закрытию и сокращению программ: это большой стресс для всей команды и большая ответственность перед семьями и клиентами организации. У нас есть правило — мы не отказываем людям и компаниям, которые хотят сделать пожертвование, это их решение. Наша задача — продолжать работу и оказывать поддержку аутичным детям и взрослым.

Чаще всего это невидимая сторона вопроса: мы не всегда знаем, что за люди или компании жертвуют нам деньги и в какой ситуации они находятся. Другой вопрос — коммуникации. Если компания или человек хочет, чтобы за благотворительное пожертвование мы сделали публичное рекламное заявление, то будет вероятность отказа с нашей стороны. Благотворительной организации важно сохранять фокус на собственных программах, и если пожертвование противоречит этому принципу, то риски могут оказаться выше, чем возможная помощь.

На нашем сайте есть кнопка «Помочь», и любой человек может нажать на неё и перевести деньги, за что мы будем ему благодарны. Другой вопрос — чего этот человек ждёт от нас?

Мы рады писать о партнёрах и друзьях, которые погружаются в нашу работу и ищут новые пути для развития инклюзивных проектов. Но если это не так, каждый раз мы сталкиваемся со сложным обсуждением и поиском компромиссов. Иногда компромисс найти не получается и мы отказываем в сотрудничестве.

Например, в фонд может прийти человек, который запускает свой продукт и хочет, чтобы мы его прорекламировали. Но мы не медиа, а благотворительная организация.

Если проект или сервис не связан напрямую с нашей деятельностью и программами помощи, то для нас встаёт большой вопрос, почему мы должны его рекламировать и какое влияние это окажет на нашу работу, репутацию и читателей.

Вообще нет. В фонде у меня был извилистый маршрут: я пришла как волонтёр, затем работала тьютором со взрослыми людьми с РАС, после — куратором одного из проектов. Это привычная штука для фондов: люди перемещаются между отделами и дорастают до позиций руководителей и координаторов.

Мне помог проект Autism Friendly — это одна из программ фонда, в рамках которой мы на городских площадках рассказываем об инклюзии и обучаем сотрудников разных организаций тому, как сделать свои сервисы более доступными. Я курировала этот проект два года и смогла глубоко погрузиться в сферу РАС.

Тогда же я впервые попробовала сотрудничать с разными брендами в городе и организовывать мероприятия.

Основное — это тренинги, которые я проводила в городе: рассказывала про РАС, инклюзию и стратегии поддержки аутичного человека, про фонд и наши программы. Второе — это различные инклюзивные события, которые мне посчастливилось организовывать: от экскурсий в музеях до походов на футбольные стадионы и рэп-концерты вместе со студентами фонда.

Так однажды я оказалась в сфере коммуникаций.

Думаю, я точно наделала каких-нибудь смешных и странных ошибок.

Первое время, когда я стала работать в пиар-команде, мы хватались за всё, что горело. У нас не было никакой стратегии по социальным сетям, и мы приложили большое количество усилий, чтобы она появилась. У нас не хватало средств на счету, и мы проводили различные события — от лекций до фестивалей, — чтобы их собрать.

Кажется, прямо сейчас и в эту минуту — нет. Но не потому, что недостаточно классных брендов вокруг. Их много! Скорее потому, что наш фокус — на внутренних проектах и более устойчивых форматах отношений с компаниями. Сейчас хочется расти вглубь: расширять сеть партнёров, с которыми ты можешь не только выйти с классной новостью, но и строить более долгосрочные, уверенные инклюзивные проекты.

Такие коллаборации сейчас у нас проходят с «Т-Банком», 2ГИС, Befree, «ВКонтакте», OneTwoTrip, divan.ru, «Страдающим Средневековьем» и другими брендами. С коллегами мы стараемся строить проекты и акции, которые не заканчиваются после одной публикации или яркого заголовка, а становятся более ценными и результативными за счёт планомерных, размеренных шагов.

Ещё мы шутим, что хотим привезти Florence & The Machine на фестиваль! Надеюсь, однажды эта мечта перестанет быть шуткой.

Когда я отвечаю на этот вопрос сама себе, то чаще всего говорю про людей. Я ценю команду, в которой работаю, и сейчас это большая часть моей мотивации — делать большие и классные проекты с людьми и настоящими профессионалами, которые меня поддерживают и которых могу поддержать я.

Ещё одна важная причина — возможности для креативных проектов в инклюзивной команде. И ещё одна — мне очень близка мысль о том, что каждый человек уникален и ценен сам по себе, что общество вокруг него может быть более разнообразным и вариативным. И это нормально — узнавать друг друга и делать шаг навстречу собственным страхам и предрассудкам.

Это интересная работа без скидки на благотворительность. Я благодарна фонду за опыт работы с разными людьми и брендами — он точно изменил мою жизнь. После того как ты организуешь фестиваль на 6 000 человек, ты будто становишься немного другим человеком, и эту перемену в себе я ценю, хоть пока и не очень понимаю, что она такое.

Я мало знаю про образование в пиаре и про то, как оно устроено. Но вижу по коллегам из самых разных брендов, что далеко не всегда это люди, у которых было профильное образование. Думаю, пиар — это сфера, в которую можно войти с разным опытом и в которой можно найти себе место. Или не найти, что тоже окей!

Я давно работаю в фонде, но это не мешает мне думать о будущем треке и рабочих планах. Пока они все сходятся с проектами фонда «Антон тут рядом», чему я очень рада, но, возможно, однажды это изменится.

Думаю, в будущем я могла бы работать и в НКО, и в бизнесе. У меня нет ограничений на этот счёт. Сейчас заниматься социальными проектами уже можно в разных форматах — и работая в бизнесе, например в ESG-отделах, и напрямую в сфере благотворительности. Второе мне пока ближе!

Помогает смена деятельности: за восемь лет я сменила четыре разные сферы и должности в фонде. Каждый раз — новые задачи и идеи.

Есть и обратная сторона, более позитивная: спустя время ты начинаешь лучше ориентироваться в контексте, чувствуешь, как развивается твоя экспертность и возможности. Конечно, часто бывает и усталость, и разочарование в собственных результатах. Но в целом я продолжаю чувствовать большое вдохновение и радость от своей работы и общения с коллегами.

Понимаю! Но мне сложно идентифицировать себя исключительно как пиарщика: моя работа в фонде шире охватов, как и у многих моих коллег по другим направлениям.

Например, в один день мы согласовываем комментарий в пресс-релиз о курсе об аутизме; в другой — верстаем этикетку для пива от аутичного художника; в третий — берём большое интервью у врача-психиатра, в четвёртый — организуем выступление музыкальной группы, в пятый — открываем сбор на квартиру сопровождаемого проживания.

Причин множество: из-за желания помочь, из-за интереса к теме, из-за бренда организации, из-за скуки, из-за желания найти друзей — список можно продолжать бесконечно. У каждого человека будет своя мотивация, но главное, чтобы были силы, ресурсы и время.

Сейчас есть много волонтёрских возможностей — от работы с людьми до вычитки текстов и подготовки макетов. Но нужно понимать, что если вы предлагаете помощь, то вы должны быть готовы её оказать и брать на себя определённые обязательства. Это особенно важно в работе с людьми с ментальной инвалидностью.

В моём случае, мне кажется, сработало любопытство. У фонда такое странное название, загадочный логотип.

Что там происходит внутри?

Да, фильм я посмотрела недавно! И сейчас всё чаще о фильме узнают через фонд, а не наоборот. Но фильм «Антон тут рядом» — важная часть истории фонда, важное напоминание о том, откуда мы движемся и куда.

Мы пересматриваем его каждый год на день рождения. Антон тоже приезжает, но не любит сидеть в зале — ходит по коридору и обнимает встреченных знакомых.

Иногда автор, иногда идея. Но мы начали разговор с того, что для фонда человек и его история остаются всегда на первом месте. Пусть так и останется в последнем вопросе!